Но все же объединяющая платформа существует: сегодня в отрасли сложно встретить профессионала, довольного нынешним состоянием лесного сектора. Доктор экономических наук, директор по взаимодействию с государственными органами власти ОАО «Архангельский ЦБК» Наталья Пинягина уверена, что от хаотичных потуг наугад модернизировать лесопромышленный сектор необходимо срочно переходить к математически выверенной стратегии с точным определением самых перспективных «точек роста».

– Наталья Борисовна, насколько современная Россия готова к введению частной собственности на леса?

– В  условиях, когда согласно Лесному кодексу, земля, на которой растёт лес, является недвижимым имуществом, а древесно-кустарниковая растительность  – движимым, речь не может идти о приватизации лесов. Сторонники приватизации якобы лесов хорошо понимают это и надеются на новую волну приватизации в России, которая повлечёт за собой возможность прибрать к рукам огромные территории российской земли. Ведь оборот лесных участков сегодня должен осуществляться по земельному законодательству, поэтому у собственников лесных участков появляется  соблазн уничтожить лес и понастроить коттеджей.

Такой перевод лесных земель в земли поселений довольно широко применяется и сейчас. Но приватизация лесных земель развернёт этот процесс масштабно, что явно не в интересах большинства населения России. К тому же общественность обеспокоена, что зачастую арендаторы лесных участков ставят по периметру заборы, перекрывая доступ в лес, в том числе для сборщиков грибов и ягод. Приватизация лесных земель способна эту практику значительно расширить, поэтому население страны пока ещё резко выступает против такой приватизации.

С другой стороны, говоря о  приватизации лесов, необходимо понимать, что у нас многие лесопромышленные корпорации находятся в руках иностранных собственников. Таким образом, приватизация  может привести к передаче огромных земельных участков, кстати, со всеми их полезными ископаемыми, в собственность граждан других государств. Существует опасность того, что самые востребованные лесные территории с качественными древостоями, развитой инфраструктурой окажутся в собственности крупных зарубежных корпораций, например американских. Я сомневаюсь, чтобы чисто российские компании, обладающие скромными финансовыми ресурсами, могли бы составить серьезную конкуренцию богатейшим иностранным транснациональным  корпорациям. На мой взгляд, сегодня необходимо менять действующее лесное законодательство, разобраться с арендными отношениями, которые сопровождаются коррупционными скандалами, навести порядок в этой сфере. Приватизация лесов относится к очень далекой перспективе.

Не секрет, что крупные участки лесфонда по результатам аукциона передаются в аренду непрофильным компаниям, у которых отсутствуют  производственные мощности, нет необходимого оборудования для заготовки и переработки древесины, а также профессионального опыта освоения участков лесфонда, строительства лесных дорог.

Не оправдывает себя и практика резервирования огромных лесных территорий под реализацию приоритетных инвестиционных проектов. Поскольку отбор проектов осуществлялся без учёта наличия необходимых для их реализации ресурсов, сегодня практически заморожено  строительство новых ЦБК в Вологодской, Костромской Нижегородской областях, в  Ханты-Мансийском автономном округе, Республике Коми.

На зарезервированных лесных участках должным образом не ведется лесное хозяйство, а участки зачастую передаются в субаренду, естественно, по спекулятивным ценам. Страдают и экология, и перерабатывающая промышленность, потому что действующие деревообрабатывающие, лесопильные предприятия в таких регионах, как Красноярский край или, скажем, Иркутская область, весьма ограничены в сырье и  имеют ограниченный доступ к лесным ресурсам. Другими словами, действующая модель арендных отношений содержит комплекс нерешенных проблем.

– Судя по вашим словам, действующая в России модель арендных отношений вызывает  немало претензий. Как скорректировать взаимоотношения между лесопользователями и государством?

– Концепция арендных отношений, сформулированная в Лесном кодексе, как показала практика, оказалась несостоятельной. Многие специалисты выступали против чисто аукционной передачи лесных участков арендаторам. Основной аргумент сторонников аукционов заключался в том, что в лесном секторе необходимо создать максимально конкурентную среду. Я входила в рабочую группу по разработке Лесного кодекса и еще тогда спорила с представителями Федеральной антимонопольной службы, которые настаивали на аукционах.

Дело в том, что лесные отношения имеют свою специфику. В России освоение лесных ресурсов происходило крайне неравномерно. Есть огромные таежные территории, освоение которых требует огромных инфраструктурных вложений. Сюда инвесторов нужно заманивать всеми возможными способами, экономически подогревая интерес к богатым ресурсом, но неразвитым в экономическом смысле лесным районам. На таких территориях, я думаю, было бы разумно ввести лесные концессии.

Другое дело – леса вокруг крупных городов, которые по большей части выполняют рекреационные и защитные функции. Но и здесь аукционы тоже не лучший механизм, так как приводят к растаскиванию земель лесного фонда олигархическими структурами. Ситуация, когда неэффективные арендаторы, успевшие застолбить лесные участки, не спешат их осваивать, а другие не могут развиваться из-за дефицита сырья, естественно, крайне негативно влияет на российский лесной сектор. С моей точки зрения, прежде всего необходимо на законодательном уровне закрепить положение, позволяющее без долгой волокиты расторгать договоры аренды с компаниями, которые не хотят или не могут осваивать расчетную лесосеку.

Если же говорить о том, в каком направлении можно совершенствовать арендные отношения, то, с моей точки зрения, довольно эффективным механизмом мог бы стать квалификационный отбор компаний, допущенных к аукционам. Необходимо отсечь от лесных ресурсов, так называемых, «лесных спекулянтов», на счетах у которых три рубля, нет ни производственных мощностей, ни кадров, ни сертификатов добросовестных лесопользователей. Механизм квалификационного отбора дает карт-бланш арендаторам, которым не нужно доказывать свою состоятельность и надежность. Фактически речь идет об аукционе, обремененном рядом условий. Эти условия, конечно, должны быть четко зафиксированы в нормативных документах, чтобы избежать коррупционных моментов.

– В таком случае, как вы относитесь к программе приоритетных инвестиционных проектов, позволяющей  лесопользователям получить в аренду участки лесфонда по льготной цене в обход аукциона?

– В принципе, идея была правильная. Проблемы стали возникать на уровне отбора приоритетных инвестиционных проектов. Очевидно, что России не хватает крупных промышленных кластеров, объединяющих  предприятия по технологической цепочке, от лесозаготовки до производства готовой продукции из древесины. Современные лесопромышленные комплексы, где развита глубокая комплексная переработка всей биомассы дерева, доказали высокую эффективность  в Финляндии, Швеции, США, Канаде. Именно они оказывают колоссальное влияние на рост экономики в этих странах. Никто не спорит, что Россия нуждается в создании мощных лесопромышленных кластеров, и, естественно, это должно быть приоритетным направлением политики государства в сфере лесных отношений.

Наша беда в том, что эта идея легла на неподготовленную почву. К сожалению, в лесной отрасли за последние десятилетия была почти полностью разрушена экономическая наука. Поступательное развитие государства невозможно без научно обоснованного стратегического планирования. Никто не призывает вернуть госплан. Но правильно ориентировать бизнес, определяя на уровне государственной стратегии самые перспективные для развития лесной промышленности регионы, так называемые «точки роста» – прямая обязанность органов власти. А для этого необходимы профессиональные аналитические исследования и расчёты, учитывающие весь набор сопутствующих факторов от оценки трудовых ресурсов, наличия энергетической, транспортной инфраструктуры до анализа перспективной ёмкости рынков.

Только государству по силам организовать  серьёзную аналитическую  работу и определить эти «точки роста», а затем поддержать  реализацию инвестиционных проектов, так как условия для их реализации будут оптимальными. С моей точки зрения, только такие проекты могут считаться приоритетными, а передача под их реализацию огромных лесных территорий будет оправдана.
В 70-е годы после введения в строй БАМа удалось создать два крупнейших лесопромышленных комплекса – Усть-Илимский и Братский. Если нам в ближайшее десятилетие удастся создать три-четыре таких лесопромышленных кластера,  это будет огромный прогресс.

Главной ошибкой реализуемой сейчас программы приоритетных инвестпроектов является то, что государство не попыталось сконцентрировать и направить финансовые ресурсы на развитие нескольких конкретных территориальных кластеров, сбалансировав сырьевые возможности с перспективной ёмкостью товарных рынков.  Не делалась оценка потребности в квалифицированных кадрах, энергетических и материальных ресурсах, транспортной инфраструктуре, строительстве моногородов со школами, больницами и иными объектами соцсферы.

Даже если в регионе  существуют достаточные запасы древесины, это еще не означает, что строительство здесь нового ЦБК является успешной идеей. Многие губернаторы этого не понимают, хватаясь за любой внешне соблазнительный проект, который, к сожалению, не имеет ни экономического, ни экологического обоснования, к тому же не обеспечен всеми необходимыми ресурсами. К примеру, для того, чтобы организовать нормальную работу ЦБК, необходимо иметь мощные запасы воды, электроэнергии, достаточное количество стройматериалов,  квалифицированных кадров.

Специалисты подсчитали: если в среднем на строительство ЦБК мощностью в 1 миллион тонн целлюлозы в год требуется не менее 1 миллиарда долларов, то создание инфраструктуры в малоосвоенных районах обойдется ещё в 3 миллиарда долларов. Государство на строительство инфраструктуры денег из бюджета не выделяет, что отпугивает  инвесторов еще на стадии разработки бизнес-плана. Сегодня усилия государства нужно направить на поддержку строительства пусть небольшого количества лесопромышленных комплексов, но которые можно было бы создать на основе государственно-частного партнёрства со 100-процентной вероятностью.

– А кто сегодня занимается подобного рода экономическими расчетами?

– К сожалению, мы во многом утратили научные центры, которые бы занимались экономическими исследованиями и  аналитикой, а система Росстата с её ограниченностью и неточностью не в состоянии  квалифицированно анализировать информацию. Безусловно, необходимо восстанавливать методологию стратегического планирования на основе научного анализа и  экономических расчетов. Все промышленно развитые страны разрабатывают экономические прогнозы своего развития с использованием экономико-математических моделей. У нас же возобладала позиция, что рынок сам все отрегулирует и настроит на нужный лад. Но при реализации крупных проектов по строительству лесопромышленных кластеров без аналитики и экономических расчетов не обойтись. И чем быстрее это поймут на уровне руководства страны, тем больше у лесного сектора появится шансов выдержать конкуренцию на международном лесном рынке.

– Как бы вы определили самую острую проблему, с которой сегодня сталкиваются крупные лесопользователи?

– Для крупных арендаторов, которые заботятся о сохранении репутации экологически ответственного лесопользователя, большой проблемой являются противоречия между российским и международным лесным законодательством. Особенностью России является то, что у нас сохранились обширные массивы малонарушенных лесов, где произрастают краснокнижные растения. Это климатообразующие леса, которые, без преувеличения, можно назвать легкими планеты. В российском законодательстве такие ценные для других государств лесные территории относятся к обычным эксплуатационным лесам, и их выделяют арендаторам для лесозаготовок. В результате арендатор оказывается между двух огней. С одной стороны, если он будет заготавливать на малонарушенных территориях лес, то нарушит международное лесное законодательство и, с большой долей вероятности, лишится  лесных сертификатов, а его продукция столкнется с серьезными барьерами при поставках на экологически чувствительные рынки.

С другой стороны, если он откажется вырубать на арендованном участке лес, то у него просто не хватит лесных ресурсов для  своей производственной деятельности. Ведь в российском законодательстве не заложены компенсационные меры в случае выпадения части расчетной лесосеки по экологическим мотивам. Тем более что отказ вести хозяйственную деятельность в малонарушенных лесах может привести к тому, что участки отдадут другим арендаторам, которых международные требования  не интересуют. Они просто вырубят все ценные малонарушенные леса, при этом не нарушая российские законы. Ответственности они нести не будут, а экологии будет нанесён колоссальный урон.

Для того, чтобы сохранить сертификаты, добросовестные лесопользователи вынуждены не заготавливать лес на малонарушенных территориях, естественно, в ущерб экономике предприятий, так как за эти участки тоже приходится платить арендную плату. Проблема требует правового регулирования на уровне государства. Арендаторы находятся в двусмысленном положении не по своей вине. Необходимо гармонизировать российское и международное лесное законодательство. Если в международном законодательстве закреплено, что на малонарушенных территориях нельзя проводить рубки главного пользования, то, наверное, России, которая активно интегрируется в мировую экономику, необходимо привести национальное лесное законодательство в соответствие с мировыми стандартами.

Антонина Крамских, Лесные вести